«Нервные люди», анализ рассказа Зощенко

Творчество Михаила Зощенко занимает особую нишу в литературе ХХ века. Даже среди писателей-сатириков, своих собратьев по перу, Зощенко выделяется особой манерой повествования — сказовой. Такой способ повествования внешне прост и незамысловат. Перед нами рассказчик — герой, абсолютно невозмутимый и уверенный в своей правоте. Он рассказывает о трагикомическом случае, рассчитывая на сочувствие и понимание со стороны слушателя. Этим и подкупает, ведь читатели в основе своей — малограмотные люди, поэтому они принимают маску рассказчика за искреннее проявление чувств и поддерживают его.

Однако такой стиль повествования сложен для понимания истинной сути смысла произведения, ведь он задает установку на чужую речь. И автор использует весь арсенал речевых средств. Это вульгаризмы, искаженные грамматические формы, народные выражения, неправильно выстроенные синтаксические конструкции, парцелляция. Такой стиль героя, этакий «новояз», стал причиной небывалой популярности среди простых людей, ведь никто еще, как им казалось, не говорил с ними на одном языке. Да, человек нового времени, житель молодой советской республики, безусловно, не хотел использовать прежний язык. Для него это пережиток прошлого, отголосок монархического строя, при котором рабочий люд страдал и мучился (как не вспомнить Шарикова с его знаменитой фразой: «Мучаете себя, как при царском режиме»).

Вот и не хотелось «новому» человеку мучить себя правильной постановкой ударения или оформлением мысли подбором нужных грамматических форм. Не хотел он иметь ничего общего с прежней жизнью, даже языком. И только грамотные люди понимали, что с помощью этих средств автор добивался комического эффекта, заставляя читателей задуматься над абсурдностью описываемой ситуации.

В рассказе «Нервные люди» изображена драка в обычной коммунальной квартире. Даже не драка, а «целый бой». И начинается эта потасовка из-за ершика, которым чистят примус. Одна жиличка взяла чужой ершик, а хозяйка ершика попросила не трогать чужую вещь. В результате в кухню «поднапёрли» двенадцать человек. В узкой коммунальной кухоньке разворачивается целый театр военных действий. И читатель это видит наяву, ведь автор словно стоит за спиной рассказчика. А тот, в свою очередь, смотрит на разворачивающуюся драку глазами обывателя, для которого все происходящее — привычный эпизод повседневной жизни.

Такой прием называется абсурд. То, над чем не стоит смеяться, кажется смешным, и внимательному и вдумчивому читателю становится по-настоящему страшно. Например, от того, что драка из-за ершика остановилась только тогда, когда «какой-то паразит за милицией кинулся» и когда «мильтон» пригрозил «запасаться гробами», потому как стрелять будет. А еще страшнее становится оттого, что на полу в кухне после драки остается лежать инвалид Гаврилыч. Лежит такой «скучный», и «из башки кровь каплет», ведь перед этим ему досталось «кастрюлькой по кумполу». И если бы не начало рассказа, где говорится о том, что «инвалиду Гаврилову чуть последнюю башку не оттяпали», можно было бы подумать, что он погиб в драке.

Герой-рассказчик — типичный обыватель, пытающийся объяснить поведение жителей коммуналки нервами. Дескать, после гражданской войны «нервы завсегда расшатываются». Но истинная причина конфликта — в тесном мирке, в котором существуют обыватели. Они живут буквально «в тесном мирке», ведь «квартирный вопрос», как утверждал Воланд в «Мастере и Маргарите» Михаила Булгакова, действительно испортил людей. Невозможно жить двенадцати человекам в маленькой квартирке, невозможно всем обедать или ужинать в крохотной кухоньке.

Но это еще полбеды. Теснота — в другом. В узости окружающей жизни, в ограниченном круге интересов, в бескультурье, примитивном взгляде на жизнь и в отсутствии стремления к совершенству. Тогда драка становится хоть каким-то развлечением в жизни людей, причем от мала до велика. В этом смысле интересен инвалид Гаврилов. Оставшись без ноги в сражениях гражданской войны 1918–1920-х годов, он не просто наблюдает за дракой, он «в самую гущу впёрся». Понятно, что, вынужденный все время находиться в пределах квартиры, он хочет увидеть хоть какое-то зрелище. Видимо, поэтому Зощенко не без иронии замечает, что именно после слов Гаврилова «Что за шум, а драки нету?» драка и начинается на самом деле.

Таким образом, Михаил Зощенко опровергает теорию идеологов революции о рождении «нового» человека. Ему явно удается запечатлеть, что старые привычки и представления о жизни так глубоко укоренились в сознании людей, что даже при смене одной власти на другую ничего не меняется. Даже человек новой советской формации остается обывателем с убогой моралью, примитивным взглядом на жизнь и клишированным сознанием. Только клише меняются. Вот и удивляется потом рассказчик, почему это «нарсудья, нервный такой мужчина», «прописал ижицу».

Героя нельзя винить за его бескультурье и невежество: он не виноват, он является отражением состояния общества того времени. Но автор смеется над тем, что современные ему герои живут мелкими заботами, ссорами, почти ни о чем не мечтают. «Сквозь слезы» смеется он над тем, что людей устраивает такая действительность, им в ней комфортно. Вот над этим в лучших традициях русской сатиры и заставляет писатель Зощенко задуматься читателей.

По писателю: Зощенко Михаил Михайлович